7 мая (20 мая, за будущим календарем) 1919 года в уездном Рыльске появились слухи, что Кудеяр появился. Чего только в те времена не говорили — времена тяжёлые, народ тёмный, суеверный, можно было не обращать внимание на этого Кудеяра, но начальника местной милиции Хезметова это заинтересовало, на Саратовщине, откуда он был родом, много говорили про спрятанные клады этого разбойника. И пускай работы было невпроворот, но он уделял этому делу особенный интерес, благо возможности были. Местные крестьяне однозначно указывали на Марицкие топи. Понятно было, что за этими историями скрывались настоящие разбойники и контрреволюционеры, прячась в болотах от народной власти, и Хезметов возглавил отряд лично по борьбе с разбоем на дорогах идущих через Рыльск на Курск, оставив всё на своего зама. Но где-то там, в закоулках души, шевелись предательски желание найти клад Кудеяра, места эти дышали старыми историями о разбойниках. Как не на границе России со степью действовать Кудеяру?
Сейм река большая, с широкими затопляемые весной лугами, болотистыми берегами, покрытые еще и лесом, лесом стародавним, северским, — где искать контрреволюционный элемент? Налетят на обозы и все, их след простыл! Людей не хватало, до половины ушло коммунистов на колчаковский фронт, да еще и тиф пришёл в этот край весной. Люди убегали на старые городища, как в низ по течению, так и вверх от Рыльска. На Хезметова давили, мол обеспечь безопасность обозам, дай доехать с Чернозёмья в голодную Россию. Он метался, но все-равно обозы не доезжали, чудилась за каждым кустом засада. Май выдался тяжёлым, но нет нет да почувствуется рука Кудеяра, он и сам начал верить в этого разбойника, да и местный люд поговаривал, что городища покинутые, уже никто не помнит когда, то города Кудеяра, это край его. А Сейм часто усеянный этими этими твердями на хлюпких берегах, уходя к границам Малоросии, пересекая Путивль. Пелена заблуждений Хезметова за тот май куда-то испарилась, в его голове засел страх и чёткая мысль — это разбойничий край, это точно где Кудеяр спрятал золото. Надо было найти силы и убедить наверху, что надо все силы кинуть на Марицкие топи, ведь все нити вели к ним, Хезметов не только гонялся за контрой, но и прислушивался к рассказам стариков, ведь и Кулик, тот что разбойничал на Сейме под Суджей, ездил сюда, в эти топи.
- Не ходил бы ты комиссар в те болота, - старик действительно боялся, - поверь мне, воропаны там.
- Какие воропаны, - Хезметов растерялся, - разве не кудеяры?
- Видно, наслушался что война выдумает. Хочешь золотишка Кудеярова, многие туда уходили, да и там пропали! Наслушался и ты бабушкиных сказок. Поверь мне на честное слова, не было отродясь тут твоего Кудеяра, тут воропаны хозяева.
- Воропаны?
- Да, кому тут водиться то в этих болотах!
Старик было еще что дальше рассказывать, но Хезметов показал ему молчать. Он обернулся на комиссара, тот от удовольствия улыбался, мол, а я что тебе говорил, это ведь князь Барятинский со своими приспешниками ушёл в болота, вот и нападает, тебе лучше с контрой бороться, а не за золотом болотным бегать. Понятно было, что кому как не местным крестьянам в Ивановском, возле которого имение этого князя стояло, знать, кто же там в болотах был. В тот же день Хезметов уехал в Льгов, лучше разузнать про эти топи, и везде смеялись с его Кудеяра, мол воропаны там. Удивительно ведь, курский край только и говорит про Кудеяра и его золото, а в местах где этот разбойник спрятал золото народ вдруг становиться здравомыслящий и указывает на то, что паны ушли в те болота от Рабоче-крестьянской власти.
Вот только зря этот Хезметов не слушал до конца этих местных, не давая до конца рассказать, а ведь было что услышать. Зря написал, что в Марицких топях действует банда пана Барятинского, что с ним какие-то кавказцы там действуют.
И когда подошли белые, туман поглотил села, тогда поняли, что правду рассказывали про эти топи — проклятые они, нечисто там. Пришлые задавали себе вопрос, зачем местные скрывали правду!
А правду никто не скрывал, да разве слушали комиссары, все перекручивая на свой лад.
7 мая ночью впервые заплакал ребенок на болоте и сошел огонь с неба, усеяв болото огнями, сразу эта новость разошлась кругом. И на другой день заплакал ребенок, и в следующую ночь, и потом, и потом. Ребенок плакал каждую ночь, истошно, выматывая жилы своим плачем, все боялись спать ту первую ночь. Жители боялись, с Капыстичей, Игнатьево, Асмолово, Кольтичеево приходили новости, что огни те манят: то отходят от одного место, то вновь к нему возвращаются, заманивая в свою ловушку. И только в Велье и Мазеповке заметили — сычи появились, эти птицы не поселялись в домах, предвещая чью-то смерть, а кружили и временно садились, затаившись смотрели своими плотоядными глазами, пугая узнавших слуг панских. Да, панских, но не помещиков Воропановых и князей Барятинских, а тех панов, что обращаются один до одного как: «Пане Іване!” Что ты сделаешь, если малороссы обращаются один к одному не иначе как пан, даже последний задрипанец из черкес и тот пан! Тех панов, что утопил в болоте Меньшиков, и тех кого в эти края привез гетман Мазепа, заложив в честь себя три села Ивановское, Степановка и Мазеповка, потому, что его звали Иван Степанович Мазепа.
Были и те, кто знал и помнил своё происхождение, пугал курян доставая затёртый клаптик бумаги и читал малороссийского поэта Шевченка, и где тот предупреждал, что появление сов символизирует о справедливом наказании, возмездие эксплуататорам, обидчикам за моральное зло, разврат, жестокость.
Те, кто ушел в болота раньше, прятаться от Советом, убегали уже подальше от Иванового городища, разнося новость про плач ребенка, да только не везде знали про воропанов, знали, что ребенок плачет на кладе Кудеяра.
Но Льгов знал, кто такие воропаны, знали, что гетманские войска Скоропадского, войдя в 1918 году в эти края, если не разбудили земляков, то точно оставили в болотах свою залогу, а не гетманцы, или УПА, созданная коммунистами для восстания в петлюровской Украине, разочаровавшись возвратилась с Украины назад, за золотом, которое давала Москва, и которое они тут спрятали. Слухи были разнообразны, но большинство верило, что черкесы эти знались на чёрной магии, и только Сергиево-Казанский собор в Курске их магию сдерживал.