НАСТОЯЩАЯ ДРАМА

Пожалуй, самой сложной ситуацией в хирургии является та, при которой решается вопрос о жизни сразу двух людей, особенно, когда один из них является относительно здоровым. Чаще всего это бывает при заболеваниях беременных. О госпитализации Татьяны в клинику я узнал, придя на работу утром. На тридцать восьмой неделе беременности у женщины проявились яркие признаки острого калькулезного холецистита. Боль, повышенная до 39 ˚С температура тела не поддавались влиянию консервативных методов лечения. Уже на основании информации, полученной от дежурного хирурга на утренней оперативке, всем нам было понятно, что больную придется оперировать. В девять часов утра Татьяна стояла у двери моего кабинета. Светлые волосы неопределенного цвета были распущены и не расчесаны. На лице — выражение страдания и растерянности. Чуть полноватое тело слегка наклонено вперед, а правая рука поддерживала больших размеров живот. Она обратилась ко мне, как к хорошо знакомому человеку, хотя видел я ее впервые. В словах женщины: «Борисович, спасите меня, прошу вас!» отражались боль, надежда и страх. Тогда мне эти чувства не передались. Я с полной уверенностью в возможности оказания эффективной помощи положил руку на плечо Тани и с улыбкой сказал, что все проблемы в ближайшее время будут разрешены, и посоветовал ей не волноваться. Вошли ко мне в кабинет. Таню я уложил на топчан и осмотрел ее живот. Напряжение мышц брюшной стенки при пальпации в правом подреберье, резкая болезненность там же не оставляли сомнений в остром воспалительном процессе. Результаты ультразвукового и лабораторных методов исследования подтверждали необходимость выполнения срочной операции по поводу калькулезного холецистита. По телефону я дал соответствующие распоряжения своим помощникам и направил Татьяну в сопровождении ее родственницы в приемно-диагностическое отделение, где должна была проходить операция. Провожая больную, вышел в коридор, где увидел хорошо знакомое лицо соседа по гаражному кооперативу Владимира. Он отличался крепким телосложением, добродушием, прямолинейностью, бескорыстием и еще длинным рядом положительных качеств. Его округленное, всегда улыбающееся смуглое лицо подкупало доброжелательным выражением, а почти всегда прищуренный взгляд говорил о глубокомыслии и житейском опыте. Владимир, прослужив некоторое время в армии, кажется, офицером ракетных войск, был готов оказать любую техническую помощь каждому из нас, владельцев личного транспорта. Обладая сноровкой и подходящим инструментарием, Володя подолгу и результативно сидел под моим «Запорожцем», а затем — «Жигулями», как, впрочем, и под многими машинами моих собратьев по гаражам. Что такое гаражный кооператив, знает едва ли не каждый житель бывшей советской империи — если не на своем опыте, то после просмотра фильма Эльдара Рязанова «Гараж». Вначале все мы, владельцы автомобилей, годами писали заявления, росьбы, обращения и прочее, ожидая соответствующего решения местного исполкома и выделения земельных участков при бескрайних просторах спальных районов города. Затем отстаивали право быть включенным в состав кооператива, конкурируя, в том числе, и с теми, кто стремился завладеть несколькими участками — для строительства гаражей с целью их продажи. Решения исполкома в пользу «граждан» появлялось, как правило, накануне очередных выборов в советы народных депутатов. Для нас, ждущих, это был праздник. Хотелось выйти на улицу и кричать: «Ура! Да здравствует»! Строить было морально легче, потому что закончились действия с решением вопросов «за кулисами» и начинался открытый нормальный процесс созидания — с четко определившимся составом участников. Налаживались добропорядочные отношения между соседями, планировались какие-то совместные действия с привлечением техники, проявлялись элементарные признаки взаимопомощи. Строительством занимались по-разному: одни нанимали профессионалов, другие пытались решить задачу самостоятельно. Я выбирал разные подходы, исходя из конкретных задач: то арендовал бульдозер с грузовиком — для выкапывания ямы под фундамент и вывоза земли за пределы города, то подгонял подъемный кран — для укладки бетонных блоков или плит на уровне пола. Стены клали усилиями хирургов(!) скорой медицинской помощи. На мой призыв откликнулись Коля Витвицкий, Валера Шипило и Миша Литвин. Мы работали весь пасмурный сентябрьский день. Каждый из нас умел класть кирпич, размешивать цементный раствор и, естественно, выполнять разные подсобные работы. Управились. Почти к концу дня стены гаража были готовы. Нас ожидал душевно сервированный женой стол, перенасыщенный пищей и разными, в том числе, и спиртными напитками. Ели, пили с удовольствием и общались с удовлетворением. После завершения строительства начались кооперативногаражные будни. Каждый старался протянуть руку помощи соседу, понимая, что в любой момент проблемы могут возникнуть и у него. Это касалось, прежде всего, регулировки работы двигателей, ремонтных работ, выезда машины при заснеженной дороге и прочих жизненных ситуаций. По вечерам соседи гаражного кооператива часто общались, обмениваясь впечатлениями от последних новостей и прожитого дня. С течением времени мы сроднились, при встрече тепло жали друг другу руки, ощущая взаимную поддержку. Увидев Владимира в коридоре, я подошел к нему, поинтересовался причиной присутствия в клинике. Он объяснил, что Татьяна — его родная сестра и он приехал поддержать ее в критической ситуации. Для нее это были третьи роды. Предыдущие завершились благополучно, и двое малышей в настоящее время находились на попечении мужа и сестер Татьяны. Стало понятным, почему Таня воспринимала меня как хорошо знакомого и даже близкого человека. Вову я обнял и заверил, что всё будет хорошо: Таня — далеко не первая женщина, которой нам довелось оказывать помощь в таком положении. Подготовка к операции заняла около часа. Первое отверстие в брюшной стенке выполнили, с учетом больших размеров матки, по срединной линии чуть ниже мечевидного отростка грудины — под контролем зрения. При лапароскопии выявили дно напряженного синюшно-багрового цвета желчного пузыря. Большая часть его была расположена внутрипеченочно. Дно матки не позволяло манипулировать инструментами в условиях карбоксиперитонеума при лапароскопии. В связи с этим было принято решение о конверсии. Выполнили небольшой разрез брюшной стенки по Керу. Корректно перевязали и пересекли пузырные проток и артерию. Выделение желчного пузыря из его ложа сопровождалось умеренным кровотечением из ткани печени, которое удалось остановить непродолжительным тампонированием марле выми салфетками. Завершая операцию, под правую долю печени установили несколько дренажных трубок, а их свободные концы вывели наружу через отдельный разрез. При выходе из операционной меня ожидал Владимир. Тревога на его лице после моего рассказа об успешно проведенной операции сменилась широкой улыбкой. Он пожал мне руку и поблагодарил за проделанную работу. Прошло два дня после операции. Состояние Татьяны не вызывало каких-либо тревог. Но на третьи сутки обратило на себя внимание появление тошноты, усиление болей в животе и повышение температуры тела. По дренажам из брюшной полости каких-либо выделений не отмечалось. При ультразвуковом исследовании в разных отделах живота выявили около пятисот миллилитров жидкости. Промывание дренажей показало, что они были закупорены сгустками крови и не функционировали. В результате проведенной манипуляции по трубкам из живота стала поступать желчь в небольшом количестве. Мною было принято решение произвести повторную лапароскопию, санацию и дополнительное дренирование брюшной полости. Для нас это обычная практика в случае накопления желчи в животе после удаления желчного пузыря. Таня согласилась на повторную операцию безропотно, понимая ее необходимость, и минут через тридцать уже находилась в операционной. Подготовка к лапароскопии проходила в обычном режиме. Подключив необходимую аппаратуру, мы обрабатывали руки. Анестезистка в это время занималась налаживанием внутривенной инфузии медикаментов, а анестезиолог держал в руках ларингоскоп и о чем-то говорил с Татьяной. Я волновался в предвидении того, что будет выявлено в животе при лапароскопии. Удастся ли нам ограничить вмешательство только санацией и дренированием брюшной полости? Хотелось поскорее получить разрешение на начало операции, однако ее так и не суждено было произвести... Во время интубации у Тани началась рвота. Я, находясь в нескольких шагах от операционного стола, еще не понимал, что означало появление большого количества рвотных масс на лице у больной. Мое относительно спокойное состояние определяла твердая уверенность в благополучном исходе нашей работы. И лишь внезапно начавшаяся суета со стороны анестезиолога, появившийся пот на его лице, тревога и страх в глазах переключили мое сознание. Он вызывал по телефону врачей: реаниматолога, эндоскописта, трясущимися руками вытирал лицо пациентки и, подключая пневмоаспиратор к интубационной трубке, которую уже удалось ввести в трахею Татьяны, с надеждой смотрел на приборы аппарата искусственного дыхания. Насыщение крови кислородом снижалось. Это было связано с тем, что большое количество содержимого желудка попало в дыхательные пути больной и исключало возможность поступления воздуха к альвеолам. На наших глазах развивался тяжелый синдром Мендельсона. Я стоял за спинами коллег, осознавая весь драматизм происходящего, испытывая ужас от понимания наиболее вероятного исхода случившегося и жуткую досаду, связанную с невозможностью хоть каким-то образом повлиять на ход событий. Бронхоскопия и комплекс реанимационных мероприятий оказались неэффективными. Через пятьдесят минут была констатирована биологическая смерть Тани. Наступившую тишину в операционной нарушал только шум от еще работающего аппарата искусственной вентиляции легких. Говорить было не о чем и, пожалуй, незачем. Уже неважно, по прошествии какого времени я понял, что должен выйти из операционной и нашел в себе силы это сделать. Метрах в пяти, посреди коридора, стоял Вова. Наверное, он уже о чем-то начинал догадываться. Его губы как-то робко и слегка улыбались, а глаза выражали тревогу и надежду. Я подошел к нему почти вплотную, положил правую руку на плечо и заговорил. Глаза у меня были переполнены слезами. Вскоре я продал свой гараж в кооперативе. Больше мы с Володей не встречались.