БЫТЬ ГОТОВЫМ

Начавшееся на Майдане в феврале 2014 года противостояние в Украине повлекло за собой рост числа людей, не только имеющих боевое оружие, но и умеющих им в совершенстве владеть. Медики это стали понимать, когда в городские больницы начали поступать пострадавшие с огнестрельными ранениями в результате бытовых или хулиганских травм. Во время уличных потасовок «на передовой» оказывались новобранцы реформированной полиции, в основном, молодые парни и девушки — задорные, воодушевленные прохождением конкурса на должность, стройные и подтянутые, с блеском в глазах и улыбкой на лицах, в предвкушении перспектив служебного роста. Это случилось теплым сентябрьским днем, когда листья на деревьях и кустарниках еще полностью не пожелтели, но как-то внешне осунулись и потускнели, как бы в предчувствии грядущих перемен погоды, а утренняя прохлада исподволь намекала на вступление в свои права осени. Проснувшись около шести утра, Людмила готовилась к выходу на дежурство в качестве инспектора патрульной полиции. Ее вместе с напарником Владимиром — доброжелательным, открытым, уравновешенным парнем — ждала дневная служба в новом комфортном автомобиле. Характерный свежий запах внутри салона настраивал на позитив. В целом настроение у Людмилы было приподнятым, и только грустную нотку вносила предстоящая необходимость временной разлуки с двумя крошечными детьми, носы которых еще дружно сопели, демонстрируя спокойный и глубокий утренний сон. Дети в доме оставались со свекровью. Это было привычно и надежно. Их патрулирование началось с постепенно входящего в привычку инструктажа, проверки работоспособности электронной аппаратуры в машине, средств коммуникации и табельного оружия. Какие-либо конкретные задачи перед ними поставлены не были. Это являлось определенным гарантом спокойной и планомерной работы. Район патрулирования прилегал к железнодорожному вокзалу. Маршруты передвижения были четко обозначены. Оставалось определиться: выпить кофе до выезда или во время очередной остановки. Решили, что во время остановки, — и тронулись. Первый час работы прошел в обычном режиме. Владимир был молчалив и чересчур сосредоточен. Людмила, наоборот, не умолкая, делилась впечатлениями о прошедшем дне, баловстве детей, переутомлении на работе мужа — в связи с частыми командировками. Небо было малооблачным, и поднимающееся над крышами домов солнце давало о себе знать не только ярким освещением лобового и прочих стекол, но и повышением температуры воздуха внутри салона автомобиля. Какой-либо серьезной работы у полицейских не возникало. Владимир был за рулем. Примерно через полтора часа после выезда он остановил машину на стоянке рядом с автовокзалом, недалеко от небольшого кафе, где можно было утолить жажду и несколько минут отдохнуть. Людмила из машины вышла первой и, пока Владимир, выключив зажигание, что-то искал у себя в сумке, прошла несколько десятков метров по направлению к столикам и стульям под навесом. Вдруг ее внимание привлек черноволосый молодой человек приятной наружности, который сидел на месте водителя, в сером, слегка покрытом дорожной пылью «седане». Он попытался выйти из своей машины, но, заметив женщину в форме полицейского, тотчас вернулся на свое место и закрыл дверь. Его поступок, казалось, был безобидным, но всё же заставил Люду передать свои сомнения уже находящемуся рядом с ней напарнику. Владимир подошел к «седану» со стороны водителя. Тот приоткрыл окно, и они начали о чем-то говорить. Людмила, испытав некоторое удовлетворение, продолжила свой путь, предвкушая удовольствие от нескольких глотков прохладной воды и кофе. Вдруг раздались хлопки, напоминающие звуки от праздничных салютов, и молниеносно в сознании Людмилы пронеслась мысль: «Праздник? При чем здесь праздник? Это выстрелы!» Рука автоматически потянулась к рукоятке пистолета, а глаза фиксировали агонию тела Володи рядом с серым «седаном». Черноволосый парень с пригнувшимся к земле торсом был рядом с телом Володи, но почему-то не обращал на него внимания, а обостренным взглядом смотрел на Людмилу. Его правая рука, протянутая к ней, несколько раз вздрогнула. Женщина почувствовала толчок в грудь, ее ноги подкосились, а тело отбросило на несколько метров. Лежа на земле, она остро воспринимала трагичность ситуации. Рука с пистолетом тянулась по направлению к «седану», но помутневший взор мешал определить цель, а нарастающая слабость, заставила опустить оружие. Осознанную горечь поражения сменили мысли о детях, а еще — промелькнули впечатления ушедшего детства: запахи скошенной травы, свежеиспеченного хлеба, вкус парного молока и особенно крупных плодов абрикосового дерева, растущего рядом с родительским домом. Недвижимое тело Людмилы безропотно подчинялось действиям медиков, укладывающих ее на носилки. И это было последнее, что она осознавала Уже не помню, почему в тот теплый осенний выходной день я не был в загородном доме и не работал на садовом участке, а ехал в машине по проспекту Гагарина в направлении областной больницы — с намерением посмотреть нескольких больных. Как всегда, переключал каналы радио, переходя от спокойной музыки студии «Мелодия» к диалогам в прямом эфире «Радио вести». Из новостей узнал о перестрелке в районе автовокзала. Удивился, что пострадавших не привезли в больницу им. Мечникова, о чем мне бы сообщили дежурные врачи. Проехав еще метров пятьсот, я услышал вызов по телефону. Звонил заведующий хирургическим отделением 16-й городской больницы Андрей Лаврович Асляев. Он сказал, что к ним в больницу привезли раненую женщину, работника полиции. Она — в операционной, и дежурные хирурги ее оперируют. Андрей Лаврович спросил, не могу ли я подъехать и помочь в выполнении хирургического вмешательства. 16-я городская больница была и остается одной из клинических баз нашей кафедры. Я оказался там минут через десять после звонка заведующего отделением. Переоделся у себя в кабинете и побежал в операционную. Длившееся к моему приезду около двух часов хирургическое вмешательство близилось к завершению. По словам хирургов, пуля прошла через правую плевральную полость, не задев легкое, размозжила правую долю печени и, разорвав стенку двенадцатиперстной кишки, повредила крупные венозные сосуды. Правый купол диафрагмы, печень и стенка кишки были ушиты, а кровотечение из вен остановлено путем тампонирования марлевой салфеткой. Объем кровопотери составил около трех литров, и хирурги были готовы ушивать брюшную стенку. Я имел определенный опыт оказания специализированной помощи пострадавшим с огнестрельными ранами различных отделов тела и, будучи руководителем хирургической клиники, счел необходимым включиться в состав оперирующей бригады. К этому времени в больницу приехал главный хирург областного департамента здравоохранения, профессор Яков Соломонович Березницкий. Он поддержал мое решение. Расширив рану и убрав марлевые салфетки, прикрывающие места повреждения двенадцатиперстной кишки и, как оказалось, нижней полой вены в месте отхождения от нее вены к правой почке, мы убедились, что ушитые края кишечной стенки и стенок вен имели убедительные признаки некроза. Сразу после удаления марлевых тампонов началось массивное кровотечение. Прошивание венозной стенки обеспечивало временный гемостаз, после чего кровотечение рецидивировало. Границы омертвевших тканей буквально на глазах расширялись. Новые швы не только не останавливали кровотечение, но и деформировали сосуды, вызывая сомнения в их проходимости даже при условии остановки кровотечения. Не принимая во внимание проблем, связанных с двенадцатиперстной кишкой и размозженной правой долей печени, мы старались остановить венозное кровотечение, накладывая новые швы на стенки сосудов. Казалось, это продолжалось бесконечно долгое время, а на самом деле — минут пятнадцать-двадцать. Вливали в обе подключичные вены донорскую кровь, ее компоненты и препараты. Сердце Людмилы продолжало сокращаться, и кровь активно поступала из поврежденных сосудов. Наши попытки остановить кровотечение были тщетными. В результате — остановка сердечной деятельности, неэффективная реанимация и констатация биологической смерти. У всех нас было крайне подавленное настроение. На наших глазах умерла молодая женщина, погибла, выполняя служебные обязанности. Мысль о том, что нами сделано что-то не так или не сделано что-то, не давала покоя. Возможно, нужно было пережать турникетами нижнюю полую вену выше и ниже места повреждения ее стенок, произвести правостороннюю нефрэктомию. Ну, а как быть с некрозом стенок двенадцатиперстной кишки? Ее тоже можно было попытаться отключить, восстановив непрерывность желудочно-кишечного тракта путем формирования гастроэнтероанастомоза. Понятно, что продолжающееся кровотечение из размозженной правой доли печени можно было остановить тугим тампонированием. Или как-то следовало поступить иначе? А как быть с огромной острой кровопотерей и ее влиянием на свертывающую активность крови, гомеостаз, функцию жизненно важных органов и систем? Подобные мысли не давали покоя каждому из участников операции. Мы молчали, понимая, что обсуждение случая будет происходить позже. При выходе из операционного блока нас встретила женщина средних лет с мокрым от слез лицом, с тревогой и надеждой во взгляде. Это была мать Людмилы. Мы с ней прошли в отдельную комнату, предложили сесть на диван. Разговор был недолгим, но крайне напряженным эмоционально, сложным психологически и душевно. Мы вышли, оставив маму на попечение анестезиологов. Я ехал домой из 16-й городской больницы в середине выходного дня по пустынным улицам, не перегруженными автотранспортом. Руки лежали на руле, ноги на педалях, а мысли все еще находились где-то рядом с операционным столом. Казалось, машина сама, не спеша, передвигалась по хорошо знакомому маршруту, огибая неровности дороги и адекватно реагируя на сигналы светофоров. Из новостей по радио я узнавал всё новые и новые подробности происшествия. Оказалось, что стрелял в полицейских бывший участник военных действий на Донбассе, который был замешан в каких-то коррупционных схемах. Напарник Людмилы Владимир умер сразу, в результате нескольких ранений в грудь иголову. Нападающий якобы тоже был ранен, но скрылся с места происшествия. Дома меня ожидала жена, занимающаяся обыденными хозяйственными вопросами, и тигровая боксерша Джуди, подскакивающая почти одновременно на четырех лапах, выражая радость при встрече. Посмотрев на меня, Юля сразу поняла, что случилось нечто неприятное. Мы сели в затененной части двора на стулья, и я рассказал о случившемся. Будучи опытным хирургом, Юля правильно оценила ситуацию. Еще некоторое время мы обсуждали возможные варианты моих действий в операционной. До споров не дошло. Юля предложила пообедать. Я отказался, мотивируя это отсутствием аппетита и желанием принять душ. Физическое и духовное истощение давали о себе знать. Мы с Юлей еще около часа просидели на свежем воздухе, обсуждая вопросы, выходящие далеко за рамки профессиональных интересов. Наконец я встал и пошел по направлению к дому. Беззвучная вибрация телефона в кармане брюк вернула меня в обычное рабочее состояние. На этот раз звонил дежурный хирург из областной больницы им. Мечникова, где располагалась основная база нашей кафедры. Он сообщил, что в клинику самостоятельно обратился пострадавший с огнестрельным ранением живота. Ситуация показалась врачу непростой, и он попросил моего прямого участия в решении проблемы. Я сел в машину и поехал в направлении областной больницы, повторяя утренний маршрут. По дороге, как обычно, слушал радио и смотрел по сторонам, любуясь зелеными насаждениями университетского парка и сквером посреди проспекта Гагарина — с коротко подстриженной травой и потрясающими стройными елями. Такой красоты я не встречал ни в одном из городов Европы, и это вызывало во мне определенное чувство гордости за родной город. До въезда на территорию больницы у меня вообще не было никаких мыслей о том, что меня ожидает. После пережитой трагедии уже начинал успокаиваться. И лишь скопление большого количества полицейских машин на площадке перед входом в приемно-диагностическое отделение нового хирургического корпуса, десятки молодых людей в штатском с озабоченными и сосредоточенными лицами, как блеск молнии, поразили мое сознание: «Неужели раненый — это убийца двух полицейских?» Пережив смерть Людмилы со всеми вытекающими последствиями, я приехал спасать ее убийцу? А другого выхода у меня не было. Я — просто врач, который должен это делать. Я вошел в приемно-диагностическое отделение, переполненное молодыми людьми, в том числе, и в униформе, поздоровался с сотрудниками больницы. Метрах в пяти по направлению моего движения стояла каталка, на которой лежал молодой, темноволосый, крепко сложенный парень. Выражение его лица было спокойным и отражало уверенность в себе и в результатах предстоящей операции. Минут через двадцать, после соблюдения определенных правил, мы, в условиях соответствующего обезболивания, произвели вскрытие брюшной полости. При осмотре выявили сквозное повреждение нескольких петель тонкой кишки. Без особых проблем пораженный участок кишки резецировали, сформировав стандартный анастомоз. Прогнозируемый исход операции был благоприятным. За стеклянной дверью операционной толпились люди в боевой экипировке, в том числе, и начальник Национальной полиции Украины Хатия Деканоидзе. Вошедший в операционную заместитель главного врача по хирургии Юрий Юрьевич Скребец сказал, что очень важным вещественным доказательством является пуля, находящаяся, по данным рентгенологического исследования, в поясничной области пострадавшего. Ее необходимо извлечь. Ну что же... Нащупали, извлекли, отдали. Когда я вышел из операционной, в приемно-диагностическом отделении уже никого не было. Многие вопросы были решены уже после извлечения пули из тела раненого. А в моем сознании они остались на всю жизнь. Выезжал из больницы, когда опустились сумерки. У ворот меня остановили полицейские с автоматами в руках. Они вежливо предложили выйти из машины и сказали, что должны провести обыск. Я не возражал. Подумал в ту минуту: «Конечно, обыскивайте, ребята. Меня это не только не смущает, а наоборот, радует. Можете даже с помощью зеркал оценить днище моего автомобиля. Такой вариант проверки я видел в Египте. Обыскивайте и будьте здоровы». После процедуры полицейские откозыряли, и мы распрощались. Я катил домой к любимой жене и прыгающей на четырех лапах собаке, рассчитывая на порцию крепкого напитка и душ. Какие-либо мысли в голове у меня уже отсутствовали.