По мокрой ещё траве шагал человек. Дед Ивлева, Аношка. Шёл он бодро, презирая свои 80 лет. В правой руке нёс он косу. Левой, вскинутой к плечу, удерживал верёвку. Верёвка стягивала дуги «брехни»[1]. Брехня громоздилась за его плечами, зелёной горой. Освещённый солнцем утра, дед Аношка казался богом. И на нем блестели слезинки росы. Дед шёл из Липника. Нес свежескошенную траву.
Хутор Киргиз с двух сторон обступили холмы. Они молчали. И только неутомимые птицы-куркули всё влали о своём.
Пёс Туболь завилял хвостом.
– Деда идёт, – воскликнул Ивлев, – и побежал навстречу.
– Эх, – остановился Аношка, заткнув остриё косы в заплечный ворох травы, – сиротка… И погладил Ивлева широкой ладонью по голове.
[1] Две дугообразные сплетённые деревянный скобы для носки сена.