Глава 4.

Пока мы собирались, день катился к вечеру. Вообще, время неумолимо и не зависит ни от кого, заставляет с собой считаться всегда.

Было уже поздно делать переправу, да ещё и вдвоём, и мы начали искать место для утреннего броска через мост. Точнее искал место я, а Миха бродил за мной с якобы независимым видом. До комендантского часа ещё оставалось время, и хотелось использовать его не зря.  

Мы нашли место на склоне холма, рядом с дорогой, в заброшенных кустах, засыпанных кучей мусора. Пока малыш морщился и упорно не хотел укладываться в сооружаемое мною лежбище, я нашёл и то что подстелить, и то чем накрыться от холода и возможного дождя. В конце концов, чуть ли не силой припечатав малыша в его место, мы начали осваиваться в этом временном жилище. И впервые Миха проявил интерес к чему-то – к моему «мультитулу» (это такие складные плоскогубцы, в ручках которых, как в складном швейцарском ноже, есть много нужных приспособлений), на кольце которого есть еще маленький светодиодный фонарик, маленький брусочек для затачивания ножей, маленький пенал с таблетками для обеззараживания воды (выторговал у спекулянтов), жетон с группой крови из потемневшего серебра — чтоб можно было его класть в воду для серебряной дезинфекции... Мне даже показалось, что мы начали находить общий язык. Даже после того, как я цинично заявил, что моей задачей является доставка его на место живым и по возможности целым, а как это произойдёт – моё личное дело.

Ночь выдалась холодной, мы основательно продрогли и не выспались, особенно тяжело было малышу – для него это впервые, ведь многое о мире он знал только из компьютера и телевизора. Но наградой нам было солнце, которое разогнало небольшой утренний туман, и старалось расслабить наши не выспавшиеся, а от того слабо соображающие, головы.

Случай нам помог загрузиться в колонну со стойматериалами из двух машин – водитель просто вышел справить нужду, а мы потерялись в кузове. Судя по направлению движения – машины ехали в сторону моста, значит нам по дороге.

На мосту особых проблем не было, разве что подождать в очереди пришлось. Затем машины, после съезда с моста, не останавливаясь поехали в сторону одной из резерваций для богатых. Вообще-то, не хотелось туда попасть – там охрана, причём патрульные, по сравнению с «частниками», просто невинные дети в песочнике – это по поводу наклонностей.

Однако, когда мы въехали в бывший частный сектор, разгромленный до состояния обычной свалки, машины вынуждены были сбавить скорость, и я уже собрался было спрыгивать малыша и себя. Но вдруг машины резко затормозили и стали разворачиваться – чем мы и воспользовались. И лишь когда мы отбежали от этого места в кусты, то увидел впереди на дороге стоящие дорогие машины, вокруг которых суетились какие-то, явно не соответствующие их статусу, люди. Я прижал малыша в яму, сказав что бы не шевелился, и изобразил из себя какой-нибудь пенёк. Затем осторожно пополз осмотреться – нужно было сориентироваться где мы, а для этого найти высокое место, чтобы осмотреться и найти известные ориентиры. То, что происходило возле машин – меня беспокоило лишь с точки зрения нашей безопасности, в такой ситуации главное – оставаться незамеченным.

Судя по доносящимся звукам, то был обычный разбой. Сюда вполне могли заявиться патрули, или какая-то частная группа поддержки. А это никак не входило в мои планы. Потому, забравшись как смог на старое ветвистое дерево, я поначалу стал искать в пределах видимости знакомые предметы, причём в другой стороне от происходящего.

Уже почти определившись, я услышал внизу какое-то движение. У меня всё похолодело – там же Миха, и он может с перепугу сделать что угодно. Я замер, пытаясь увидеть и услышать что происходит. Но когда услышал истерические крики и какую-то возню, спрыгнул с дерева, ударившись о корни, и рванул в сторону шума. Почему не обратно – потому что шум был со стороны, где я оставил «малыша».

Это было рядом, и в три-четыре прыжка я влетел в яму, где Миха должен был изображать какой-то неодушевлённый предмет. И здесь я увидел странное гламурное существо, визжащее и наотмашь царапающее «малыша». Оно сидело на нём, и только потому что яма была довольно глубока, в которую так некстати свалилось это чудо, этот шум видимо не был особо слышен возле места грабежа.

Схватив сзади за волосы, я дёрнул гламурное тело назад вверх и сразу, развернув немного, уронил вниз лицом. Став коленом между лопатками и не выпуская волосы, я сдавил горло этого тела возле кадыка, и подождал пока оно, не смотря на попытки расцарапать и меня, не начало хрипеть и задыхаться. Затем, пока оно не отключилось, я спокойно пояснил, что либо мы разговариваем мирно, либо я это всё прикопаю и забуду где. Судя по реакции, до тела дошёл смысл моего текста, и оно перестало биться в конвульсиях – а я попустил хватку.

Перевернув тело, я увидел что оно принадлежало вполне модельной внешности барышне, лет эдак между 25 – 40 (у таких «кукол» вследствие активного вмешательства косметологов и хирургов сложно определить возраст). Она тяжело дышала, и с ужасом глядела на нас. Затем, у неё в глазах что-то резко изменилось, и, вспрыгнув в модельных каблукастых туфлях по склону ямы, она с визгом попыталась бежать. И только после того, как мне пришлось двумя ударами вернуть на место, она стала говорить – причём часть её текста не находила отражения в моём словарном запасе. Так как это был лишь повышенный тон, но не крик, я молча выждал паузу.

Из всего сказанного стало ясно, что она приняла нас за тех же, кто в данный момент заканчивали потрошить машину её «папика» и охраны. Причём, это всё произошло в момент, когда жизнь состоялась и они с «папиком» выезжали из этой … страны (здесь и далее, дабы не «резать» глаз или слух читающих, некоторые особо острые обороты в цитировании сказанного я буду указывать так «…»). А мы, козлы и …, что подвернулись ей под руку, должны, если мы не те самые …, которые сейчас там …, вернуть её родне «папика», которая хоть и …, но обратно в … возвращаться не желаю. Вот, примерно, такое краткое содержание мною услышанного.