Глава 11. Пауза или конец?

Массимо

Работа кипела. Бумаги, звонки, цифры, лица. Он делал всё на автомате, как будто ничего не случилось. Но случилось. В памяти то и дело всплывали отрывки. Вырванные сцены, слишком живые, чтобы быть воспоминаниями, слишком болезненные, чтобы быть просто сном.

…её смех, когда она повернулась к нему с чашкой кофе, едва прикрывшись рубашкой, которую он накануне сам с неё снял… Это утро, когда мир вокруг замер, а в их маленькой квартире пахло счастьем и свежесваренным кофе. Её глаза сияли, а его сердце впервые за много лет чувствовало себя живым.

…как она заснула рядом, уткнувшись носом в его грудь, а он, впервые за много лет, не хотел отпускать даже на миг… Как тепло её дыхания щекотало кожу, как легко было просто быть, ничего не требуя, ничего не объясняя. В эти моменты он чувствовал себя целым, непобедимым.

Он зажмурил глаза и провёл рукой по лицу. Чёрт. Почему он просто дал ей время? Гордость? Страх? Или потому что знал: если она ответит — всё начнётся снова. Слишком сильно, слишком глубоко. Слишком по-настоящему. Он боялся этого «слишком», этой бездонной глубины, в которую она могла его затянуть. Он ведь всегда всё держал под контролем. Но Николь разрушила это. Разрушила с улыбкой и тишиной. Она была другой. Она есть. Она была тем нежным ураганом, который ворвался в его тщательно построенный мир и оставил за собой лишь сладко-горький привкус хаоса.

Николь

Она смотрела в потолок. Уже неделю подряд. На белую гладь, которая не давала ответов. Иногда казалось, что она сходит с ума. Николь очень изменилась, потому что ничего толком не кушала. Она вспоминала каждую деталь. Даже его запах — сильный, мужской, с нотками мяты и дождя, который до сих пор мерещился ей. Даже шорох его шагов по утру, когда он тихо уходил, пытаясь не разбудить её, но она всегда чувствовала его присутствие. Он молчит. И это молчание душило её. Она всё думала: может, он жалеет? Или просто использовал? Или — ещё хуже — просто забыл? Эта неопределённость была хуже любой боли, она разъедала её изнутри, не давая ни жить, ни дышать.

Эта неопределённость сводила с ума. Она не плакала. Слёзы закончились ещё два дня назад, оставив за собой лишь выжженную пустоту. Теперь только пустота. Её рука снова потянулась к телефону. Ноль уведомлений. Он по-прежнему не писал.

— А если он сейчас с кем-то? — эта мысль била по нервам сильнее, чем всё остальное. Каждый раз, когда эта мысль всплывала, в груди что-то холодело, и мир вокруг терял свои краски.

Массимо

Он не выдержал. Закрыл ноутбук. Миллионы цифр, тысячи бумаг — всё потеряло смысл. Всё к чёрту. Открыл мессенджер. Его палец завис над строкой ввода. Дрожащая рука, застывшая в воздухе, словно перед прыжком в бездну. Что ей сказать? Что скучает? До безумия, до физической боли? Что дурак? Что ненавидит себя за молчание? Слова казались такими бледными, такими ничтожными по сравнению с тем, что он чувствовал. Он начал писать. Удалил. Снова написал. Снова стёр. Каждый символ казался недостаточно точным, недостаточно сильным. И наконец, просто отправил. Без точек. Без заглавных. Просто как есть — как вырвалось из сердца.

Массимо все же написал:

— Ты спишь?..

Одно слово, один знак вопроса, и в нём — вся его надежда, вся его боль. Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, как будто выдохнул что-то тяжёлое, что давило на грудь все эти дни. Теперь — только ждать. Или не ждать. Он сам не знал. Он сам себя изводил этой неопределённостью.

Но он наконец сделал шаг. Первый, самый трудный шаг. Телефон дрогнул. Обычное вибро. Казалось бы — ничего особенного. Но для него это был звук взрыва, звук начала новой войны, в которой он уже проиграл, но всё равно хотел сражаться.

Но в груди что-то остановилось. Сердце. Дыхание. Мысли. Мир вокруг схлопнулся до размеров одного сообщения.

Николь

Она резко села. Посмотрела на экран.

— Ты спишь?..

Её пальцы затряслись. Телефон чуть не выпал из рук. Сердце забилось где-то в горле, оглушая. Одно короткое сообщение — и мир снова задвигался, закружился, как вихрь, наполняя её пустоту.

Она смотрела на экран, будто боялась, что это исчезнет, если моргнёт. Словно мираж, который растает, стоит лишь отвести взгляд. Сон? Какой, к чёрту, сон. Последние ночи она только и делала, что пыталась не чувствовать, пыталась забыть, но его образ преследовал её даже в коротких забытьях. Он написал.

Сердце билось глухо, гулко, где-то в ушах. Как набат, который пробил все её защитные стены. Хотелось плакать. Или кричать. Или просто сбежать — от него, от себя, от всего, что так сильно болело. Но она ответила. Через минуту. Или через вечность. Она не поняла. Время перестало существовать.

— Нет. теперь точно нет.

Тишина. Несколько секунд, которые казались вечностью. Она ждала, затаив дыхание, боясь, что он снова исчезнет. Потом — снова он.:

— Я думал, что так будет правильно. Дать тебе тишину. Дать себе время. Но чем дольше я молчал, тем больше всё внутри сжималось. Ты не выходишь у меня из головы, Николь.

Её глаза закрылись. Всё это было слишком. Слишком много эмоций, слишком много боли, слишком много надежды, которая вдруг вспыхнула ярким пламенем.