Глава 12

  В небольшой, полутемной камере, с высоким потолком, на кровати сидел заключённый Сапрыкин. К его сожалению, после неудачного побега, его поместили в холодный, сырой карцер, где воняло плесенью и сортиром. Он встал и нервно прошел по камере, ожидая начала проведение «воспитательных мероприятий» надзирателями тюрьмы. Столько времени готовился к побегу, день за днём пытаясь сперва наладить контакт с тюремным персоналом, втереться в доверие, чтобы получить необходимую информацию о сотрудниках тюрьмы, а потом с помощью денег купить одного из них, и уже свободно психологически манипулировать им! Сперва он заставлял проносить в тюрьму запрещённые предметы от корешов на воле, раскрывать секретную информацию. Потом стал выставлять условия надзирателю, обещая рассказать начальнику тюрьмы о том, что тот сделал правонарушение. И так постепенно, день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем ему удалось подчинить надзирателя себе, чтобы совершить побег. Сапрыкин сидел на кровати, обхватив руками голову и сосредоточенно пытался понять каким образом ментовские ищейки вычислили его местонахождение, которое не обсуждалось даже с корешом. В душе была нестерпимая тоска по только что отобранной воле. Постоянный вопрос как его нашли  не давал ему даже уснуть, и он снова начал накручивать круги, передвигаясь от двери к окну, точнее решётчатому  небольшому проёму в стене, и наоборот. Нервы сдавали. Он со всего размаха стукнул кулаком по стене, и на душе стало чуть легче, так как боль переместилась в правую руку. Ему захотелось удариться головой об эту непробиваемую стену, чтобы только не мучить себя вопросами, на которые он не мог найти ответа.   

- Что, Серёга, не можешь понять? – не то услышал вопрос, не то почудилось заключённому. 

- Не могу. – ответил он себе.

- Расскажи о себе. – появилась мысль в мозгах. – Какая семья была, как учился? 

И Сергей начал вспоминать безрадостное детство: ещё двоих братьев, неухоженных и вечно голодных, нищету в доме, побои пьяного отца.

- Матери трудно было нас прокормить, одеть, обуть. Он частенько пил и бил мать. От пьянства и умер.

 Его вдруг пронзило воспоминание острой безысходности, которая давила в его душе всё его детство.

- Да разве за тремя уследишь? Прокормить,  перестирать, приготовить, проследить за выполнением домашних заданий, находить деньги на  развлечения и сладости. Что могла дать тебе твоя нищая, не образованная мать? Ты, наверно завидовал другим детям? 

- Бывало. И очень часто. Они могли купить себе пирожное в столовой, игрушечные пистолеты. А я делал пистолет из палки и они смеялись с меня, когда я приходил к ним играть, унижали и  отгоняли. Они призирали меня, потому что брюки у меня были слишком малы, а пиджак – велик, сосед подарил. А брюки он сносил, поэтому не достались.

- А учителя? Они же объясняли детям, как надо вести себя? 

- Учителя? Они прогоняли меня на заднюю парту, чтобы не мешал на уроках, а бывало вообще выставляли за дверь.  

- И так, в том, что ты вырос  преступником, я твоей вины не вижу, сын мой. Не ты виновен в том, что тебе  попались незаботливые родители и не контролировали твою учёбу. Учителя виновны, что каждый день, изо дня в день, они усердно не работали с тобой. Они хотели лёгкого хлеба и им было наплевать на твою несчастную душу, требующую тепла и ласки. Они не хотели утруждать себя дополнительными занятиями и контролем, они не хотели дружить с тобой, изо дня в день ведя тебя по лесенке знаний выше и выше. Всё общество отвернулось от тебя. Крутые, навороченные министры и  конечно, глава государства знали, что где-то живут несчастные, обездоленные дети, но они не интересовали их. Их интересовали только их дети. Когда ты хлебал дешёвую, жидкую похлёбку, они жрали сытно и жирно на наворованные у народа и полученные с помощью коррупции деньги. Разъезжали в дорогих машинах и жили в шикарных хоромах. Поэтому не ты виновен в том, что сидишь в этой тюрьме. Виновно правительство, плевавшее на твоё образование и воспитание. Ты согласен, сын мой, правительство надо менять. Менять на другое, способное держать власть крепко и надёжно в своих руках и заботиться о своих гражданах, как следует. Ты согласен?

- Конечно, согласен. 

У Сапрыкина на душе отлегло. И сейчас, после этого простого пояснения он, наконец-то понял, что он – безвинное дитя, брошенное обществом в помойную яму нужды, страданий и болезней. В душе появилась жалость к себе и ненависть ко всему миру, к богатым, власть имеющим чиновникам и олигархам.  

- Так ты будешь работать с нами? Тебе ведь терять нечего кроме камеры.

- А кто вы? – изумлённо поднял голову Сапрыкин, оглядывая камеру. Его взгляд заметался из стороны в сторону но ничего не обнаружил. - Где вы?  

- Мы – посвящённые. И имеем огромнейшее могущество и власть. Когда придёт время, мы появимся.  Но пока весь наш разговор должен остаться в тайне. 

- Только выпустите меня отсюда. Я для вас всё сделаю! 

- Ты нам нужен на свободе, когда всё будет готово, мы освободим тебя, а пока веди себя очень – очень прилежно.  И постоянно посещай проповеди.