Глава 5

В огромном зале нового, ещё пахнущего краской терминала  было как никогда людно. Словно муравьи, помещённые в экспериментальный ящик, люди сновали по каким-то своим траекториям, порой натыкаясь друг не друга, таща, неся и везя свои поклажи: чемоданы, рюкзаки, огромные сумки, сгорбившись под тяжестью своих нош. Несколько десятков человеческих глаз в ожидании встреч были обращены к двери, ведущей к выходу с посадочной полосы. Не по-весеннему загорелые, и в  большинстве из них счастливые, пассажиры боинга вливались шумной толпой в родимые пенаты Киева. Какое это счастье вернуться живым и здоровым из арабской страны, где частенько постреливают ракетами ближнего действия не поделившие что-то соседи израильтяне, где чуть ли не на каждом углу можно ожидать взрывов террористов смертников –шахидов, и добраться, на не подбитом и не обломавшемся в полёте лайнере! Уже вступая на родную землю, если не первый, то уж точно каждый второй пассажир самолёта поблагодарили Бога за счастливое возращение на родную землю. 
Ещё час назад сплотившиеся на чужбине украинцы, в зале ожидания начали разбредаться по встречавшим их родственникам и знакомым и становиться совсем чужими друг-другу.
 Переводя взгляды от одного к другому пассажиру последнего прибывшего самолёта, встречающие нетерпеливо переминались с ноги на ногу и почти дружно крутили головами. У большинства из них в глазах ощущалось предвкушение радостных событий.  
Из толпы прилетевших отделился толстенький, заурядного вида китаец среднего роста в неряшливом синем спортивном костюме с сильно вытянутой тканью в местах, где были колени и направился к сборищу людей, стоящих поодаль.  По восхищённым, почти влюблённым взглядам девушек из встречающей группы людей, было заметно, что этот неряшливый  вид видимо никак не портил отношения к нему представительниц женского пола. Он был их учителем, как некоторые говорили на индийский манер – гуру. А потрёпанные штаны?  - издержки познания новых миров. Ведь в большинстве, своё время он проводил в позе лотоса, входя, по его рассказам в нирвану, где его душа путешествовала как по всему земному шару, так и между потусторонними мирами. Учителя, полное имя которого было Сюк Мин Тан, приближённые ученики любовно  называли на русский манер Миша. Его полное лицо с умным взглядом и слащавой улыбкой швейцара внушали доверие большинству людей, приходящих на курсы. Для восторженных натур некоторых студентов он был объектом восхищения и подражания. Конечно, были и такие студенты, которые насторожённо относились к новому китайскому учителю и его науке.  Но были и такие, которые готовы были уже сейчас купить ему надгробный памятник и начертать там эпитафию Р. Бернса :
 « В кромешный ад сегодня взят тот 
 кто учил детей.
Он будет там из чертенят
 воспитывать чертей» - раскрывающие на их взгляд, как нельзя лучше воспитательные способности учителя и его нравственные устои. 
Поговаривали, что некоторые студенты на старших курсах не выдерживали сильных энергий, с которыми приходилось работать, и сходили с ума. Конечно, никто никогда не уточнял, в чём проявлялось их безумие, но людей аналитического склада ума всё-таки настораживал харизматический учитель, ведь «дыма без огня не бывает».    
 Окружённый толпой благоговейно смотрящих на него учеников разного возраста и пола, а также приближённых – троих мужчин и переводчика довольно таки странной наружности, китаец Миша двинулся к остановке такси. Это была его группа поддержки и оплота, которая защищала его от всех нападок новеньких критиканов – проныр, которые в каждом действии учителя пытались отыскать ложь,  скрупулёзно перечитывая написанные новоявленным профессором книги. При сильном натиске на авторитет своего кумира, группа поддержки, которую профессор называл с гордостью «личными учениками», могла даже подтвердить, что Миша – «не открытый пуп Земли» или инопланетянин. В принципе, в нём было что-то инопланетное. Он как будто с Луны свалился на головы доверчивых киевлян. На все вопросы: откуда он родом и каково его семейное положение, он отвечал уклончиво, а чаще, сразу переводил разговоры на другие темы.