ГЛАВА 4. ВЛАСТЕЛИН АЗИИ.

4 января 1903 года.

– Мама, мама, а почему, почему же дядя Гилберт сегодня к нам не пришел? Быть может, он позабыл о нас? Быть может с ним что-то случилось? А быть может он не желает к нам более приходить?

– Нет, сынок, дядя Гилберт не позабыл о нас – он придет к нам, несомненно, придет, однако же немногим позднее.

– А почему же, почему же он опоздает? Он ничего, ничего мне об этом вчера не сказал!

– Он сказал об этом мне, сынок.

– Но почему же, почему же он мне об этом вчера ничего не сказал? Почему же он поведал об оном только лишь тебе, мама? Почему же он мне ничего не сказал о том, что он сегодня опоздает?

– Он ни на мгновение сегодня не опоздает, он придет вовремя – видишь ли, мой мальчик, сегодня он должен прийти к нам в иное время: осознай же, Малькольм, что не каждому последующему дню в оном подлунном мире присуща абсолютная повторяемость или, ежели угодно, воспроизводимость дня предыдущего, а вернее событий предшествующего дня – подобно тому, как, порой, бывает непохож один яблочный пирог на яблочный пирог иной, так и не всегда свежеиспечённый день, по своей сущности и по своей природе, бывает схож с днём предшествующим.

– Но прежде же, прежде же дядя Гилберт никогда не опаздывал… минувшие четыре дня уж точно!

– Действительно, мой мальчик, это так. Однако же прежде, до оного дня, дядя Гилберт, в соответствующее время посещая наш маленький дом, как тебе оное прекрасно известно, непременно покидал пределы оного поздной ночью – сегодня же, с приходом дяди Гилберта, на непродолжительное время, оный дом покину я… Но что же, что же ты там столь ревностным образом рисуешь? Уж не художником ли ты собрался стать? Ах! Стать бы тебе хоть кем-то, мой добрый мальчик! Стать бы тебе хоть кем-то… кем-то, кто так или же иначе, в той или же иной мере, сумел бы избавить нас от определенного, немалого, количества проблем! Оглянись же! Взгляни же на нашу жизнь! Мы не имеем ничего, поистине, ничего, за исключением…

– Топси! – молниеносно воскликнул оный необыкновенно воодушевленный мальчик и тотчас же, однако же уже значительно тише, но с не меньшим же воодушевлением, продолжил – Я рисую Топси, мама! Взгляни же, взгляни же на него! Представь же, прошу тебя, представь же себя на его месте и оглянись же, стремительно оглянись вокруг! Посмотри же, посмотри же какое богатство его окружает! И он – повелитель оного богатства… повелитель широколиственных лесов! Взгляни же, скорее взгляни! Его чуткое обоняние молниеносно улавливает сладостный аромат бананов! До его слуха неторопливо доносится… вот, видишь!.. пение вот этих чудных калао! Его хобот взвинчен – он издает необыкновенно повелительный возглас! Он счастлив! Он радостен! Он ощущает собственную власть – власть, над всецело окружающей его природой! Топси могучий – перед ним преклоняется все его окружение! Взгляни же, взгляни, казалось бы, что сама природа, что сама природа жаждет, неистово жаждет, чтобы он был ее повелителем! Каждый ее атом, каждая ее молекула, каждая ее часть самым естественным образом служит непоколебимым подспорьем его исключительного могущества! Топси – повелитель зверей! Топси – владыка Азии! Взгляни же, взгляни же, мама, он – полновластный властелин в своих владениях: его силе нет равных и сила его заключена в его… глазах! Они – олицетворение его жизни, его славы, его мысли! Посмотри же, посмотри же на него! Его клыки белы, как и белы его помыслы! Он свободен, мама! Он свободен и в этом его сила! Посмотри же на его необычайно могучие ноги – их неспособны остановить никакие, поистине, никакие лианы в оном подлунном мире! Он разорвёт, стремительно разорвёт их малейшим, даже самым незначительным, движением своей ничем и никак непоколебимой, словно древнегреческая колонна, ноги! Посмотри же, посмотри же на обезьян, которые его нынче окружают – они преклоняются перед его силой! Они окружают его, чтобы воздать ему тем самым свое самое искреннее и неподдельное почтение! Порой они насмехаются над ним, но какое же дело владыке Азии до ничтожной и ничем не примечательной обезьяны? Он не уделяет им ни малейшего внимания – его взгляд нацелен вдаль! Его взгляд прозорлив и глубок! Он ищет… нет, отнюдь не пищи!.. но ответы на все свои вопросы! Что ему ничтожные, маленькие, нерерывно изрыгающие неистовый хохот, обезьяны? Не более, чем жук или же муравей для гепарда или пантеры! Каждый выполняет в оном мире свое предназначение! Удел одних – смех и хохот, удел же иных – мысли, а соответственно и могущество! А взгляни, взгляни же сюда! Взгляни же на солнце, мама! Его лучи неистово стремятся склонить его рассудительный взор! Его лучи неистово жаждут погубить власть и свободу оного! Его лучи неистово жаждут отправить оного владыку в мир теней, который невольно сотворяют бесчисленное количество широколиственных деревьев, под воздействием все того же солнца! Нет! Такому солнцу никогда, поистине, никогда не склонить тело и никогда не потупить взор оного необыкновенно могущественного существа – ему никогда не прожечь чрезвычайно толстую шкуру оного!

– Топси! О, мой маленький мальчик! О том ли ты Топси рассуждаешь? Топси – не более и не менее, чем животные порывы! Топси – не более и не менее, чем естественные инстинкты! Топси – не более и не менее, чем безрассудная воля, чьи импульсы ничем и никак неукротимы… безусловно, временно! Топси – это отнюдь не властелин и отнюдь не владыка Азии! Он – только лишь одна из ее частей, которая, в твоём понимании, отчего-то возвысилась над частями иными! Он ничуть не более, чем все та же обезьяна, муравей или же паук! Он отличается от вышеупомянутых только лишь своеобразием своего строения, однако же отнюдь не своеобразием своего сознания – им, как и обезьяной, пауком и муравьем, движут только лишь естественные инстинкты! Он, Топси, воин – воин тогда, когда этого требует природа! Когда же природа требует, чтобы Топси был отцом – он становится отцом! Он – не более, чем жертва, не более, чем игрушка, не более, чем инструмент естественных законов и основополагающих принципов природы! Топси живёт не для чего-то, но отчего-то! Его сознание не простирается далее окружающего оное мира! Какой же, какой же он властелин Азии, ежели он даже не владыка своим же собственным мыслям? У него нет власти, как нет и у него могущества – его сила в инстинкте и только лишь с помощью оного он способен в той или же иной мере оную проявить! Широколиственные леса, цветущие растения – все это только лишь декорации, среди которых оный, отчего-то… повторюсь, отчего-то!.. вынужден блуждать! Сила Топси – не более, чем в его безумии! Но… довольно же удалять, и вправду, немалое внимание оному, не более и не менее, чем громоздкому животному – тому самому животному, которое является не более и не менее, чем безжалостным убийцей!