БЕСПЕЧНОСТЬ

Сейчас уже трудно себе представить, сколько обращений переживала Днепропетровская больница скорой медицинской помощи за сутки в 70-е — 80-е годы прошлого века. В ту пору это была единственная клиника в городе с миллионом населения, которая обладала возможностью оказать срочную высококвалифицированную неврологическую, кардиологическую и хирургическую помощь в любое время суток. Дверь приемно-диагностического отделения по существу не закрывалась. Во дворе стояли в очереди кареты скорой медицинской помощи, кабинки для осмотра больных освобождались лишь к трем-четырем часам утра. За время дежурства врачу приходилось, а стажеру удавалось осмотреть более полусотни пациентов хирургического профиля. Могло быть более двадцати хирургических вмешательств. Молодежи такие условия давали уникальную возможность освоить самые разнообразные практические навыки. Многие из нас в период интернатуры и первых лет работы проявляли фанатичную заинтересованность практической хирургией. Это выражалось в том, что помимо работы в дневное время, от двух до четырех ночей за неделю каждый из нас проводил в клинике. Но если в интернатуре ночные дежурства были бесплатным приложением к процессу углубления в специальность, то работа в качестве врача уже определяла прибавку к заработку, что имело далеко не последнее значение в жизни и являлось дополнительным фактором, мотивирующим производственную активность. Работа по тридцать два часа без полноценного отдыха, пусть даже не в самых вредных условиях отнюдь не способствовала улучшению физического состояния наших молодых организмов. Тем более, что в то время допускалось курение в больнице, а низкие потолки, малые площади и плохая вентиляция служебных помещений гарантировали нехватку чистого воздуха и определяли состояние гипоксии тканей наших тел. Конечно же, энтузиазм и азарт, с которыми мы обучались мастерству диагностировать острую хирургическую патологию и оперировать больных, нуждающихся в срочной помощи, исключали мысли о состоянии собственного здоровья. Все мы хорошо помнили о недавней смерти хирурга нашей больницы Гриши Николенко. Внезапная остановка сердечной деятельности случилась в раздевалке спортзала, куда он пришел после ночного дежурства поиграть в волейбол. Для нас с Павлом Борисовичем Лысунцом (тогда — с Пашей) «первый звонок» прозвучал где-то через несколько лет после начала работы врачами 4-го хирургического отделения. При тех производственных нагрузках по молодости у нас хватало энергии и на разные отвлечения. В частности, Паша был очень увлечен подводной охотой и, вначале рассказами, а затем — демонстрацией на практике, привлек меня к этому виду занятий. К тому времени у нас уже были машины, «Запорожцы-968-М», и при соответствующих погодных условиях летом мы выезжали (порой — вместе с женами) за городскую черту, где в неглубоких водоемах — прудах, реках Орель и Песчанка — охотились под водой. В любом случае — отдыхали, общались, дышали свежим прибрежным воздухом, купались в свое удовольствие. При этом удавалось (чаще — Паше) подстрелить нескольких рыб — щук, карпов или судаков. Совсем редкой добычей были сомы. Трудности для нас вызывал карьер на жилищном массиве Красный Камень. Небольшой по площади, с чистой водой и очень глубокий водоем был наполнен судаками, которых мы видели, примерно, на десятиметровой глубине, но добраться до них на одном глубоком вдохе не представлялось возможным. Наверное, тогда Паше пришла в голову мысль освоить снаряжения для водолазов, в частности, научиться использовать баллоны со сжатым воздухом. Эти навыки можно было получить, пройдя специальное обучение. Предложение было принято, и мы взялись за сбор и оформление соответствующих документов для поступления на курсы подводных пловцов, в перечне которых были справки о состоянии здоровья. Последнее не вызывало у нас никаких вопросов. Что могло быть проще сдачи крови и мочи для анализа, прохождения флюорографии грудной клетки и записи электрокардиограммы на рабочих местах? Не нужно тратить силы и временя для поездок в поликлинику, ожидать там своей очереди и преодолевать прочие трудности. Частично на очередном дежурстве, частично — после него мы с Пашей добросовестно прошли все этапы медицинского контроля. Результаты анализов крови и мочи, а также рентгенологического исследования грудной клетки оказались нормальными. А вот, что касается электрокардиограмм, то у Паши выявили блокаду правой ножки пучка Гисса, что исключало для него возможность быть водолазом. Моя пленка потребовала более глубокой расшифровки у кардиолога. Я, не долго думая, взял свою кардиограмму, пошел с ней в инфарктное отделение нашей больницы и показал врачу-кардиологу Людмиле Ивановне Васильевой, с которой мы давно были в дружеских отношениях. Она взяла из моих рук рулончик исчерченной бумаги и, не посмотрев на фамилию «больного», предплагая, что я хлопочу о ком-то из знакомых, бегло ее просмотрела. «Саша, — сказала Васильева, — в реанимации у нас сейчас мест нет, но я могу положить на сутки в наше отделение, а завтра переведем туда». Я объяснил, что это моя пленка, признался, для какой цели сделал кардиограмму. Она молча, с каким-то странным выражением лица посмотрела на меня и только пожала плечами. Я заверил ее, что прекрасно себя чувствую, попросил никому об этом не говорить и быстро ушел в хирургию, на «свою территорию». В этой ситуации нам с Пашей ничего не оставалось делать, как решиться на подлог. Без труда нашли в нашем хирургическом отделении нескольких больных среднего возраста, из тех, которые не были прикованы к койкам. Отправили их на электрокардиографию, написали на полученных пленках свои фамилии, и подводный мир открылся для нас во всей своей красе.