ПЕРВАЯ СМЕРТЬ

В тот день в Днепропетровской больнице скорой медицинской помощи всё происходило как обычно: наставления начальства, общение с коллегами в коридорах отделений и ординаторских, осмотры больных, разговоры с их родственниками, перевязки, операции. Казалось, этому процессу не будет конца. Работа того периода в клинике характеризовалась динамизмом, четкими действиями, направленными на помощь больному, вне зависимости от его социального статуса. Для этого использовали весь потенциал больницы: организовывали консилиумы с участием администрации, повторные исследования, передачу больных по смене ответственному дежурному врачу со строгим контролем со стороны заведующих отделениями и заместителей главного врача. Всё это действительно было. Николая, как и многих других, в приемный покой больницы привезли с диагнозом: острый аппендицит. Жил он в селе, недалеко от Днепропетровска. Болел около двух недель. Боли в животе, повышенную до 40 ˚C температуру тела стойко выдерживал без обращения за медицинской помощью. Он был худощав, белобрыс, со спокойным, направленным в пол неэмоциональным взглядом. Ему было всего девятнадцать лет. Рядом находилась симпатичная, стройная, взволнованная супруга. Их свадьба состоялась всего несколько месяцев назад. Действия хирургов клиники в вечернее и ночное время были регламентированы решением ответственного дежурного по больнице. Именно он определял последовательность выполнения операций, их характер и состав бригад. Оперировать этого белобрысого парня довелось мне. Всё происходило как обычно: после соответствующего обезболивания — попеременный разрез в правой подвздошной области. Рядом с куполом слепой кишки был обнаружен и вскрыт абсцесс, содержащий около ста миллилитров гноя. Червеобразный отросток был расплавлен и, по сути, ампутирован. Казалось все просто: отросток удален, гной эвакуирован. Промыли полость абсцесса и завершили операцию в соответствии с существующими тогда правилами. Дренировали брюшную полость, а полость абсцесса тампонировали марлевой салфеткой «с целью отграничения гнойного процесса». Тогда были такие установки. Как отграничить гнойное воспаление с помощью марлевой салфетки, я до сих пор не понимаю, но правило есть правило. Дело сделано. В планах — другие операции и, как следствие, почти бессонная ночь. А днем — опять всё просто: наставления начальства, общение с коллегами в коридорах отделений и ординаторских, осмотры больных, разговоры с их родственниками, перевязки, операции. Пересмотреть ранее оперированных больных, размещенных в четырех отделениях больницы, просто физически невозможно. Доверяли лечащим врачам и судьбе. Через четыре дня белобрысого парня взяли на вынужденную повторную операцию в связи с разыгравшейся картиной кишечной непроходимости. Во время хирургического вмешательства был выявлен некроз стенки подвздошной кишки, перитонит. А еще через два дня парень умер. Каких-либо клинических разборов и соответствующих организационных выводов сделано не было. Формально казалось всё простым: несвоевременное обращение, поздняя госпитализация, далеко зашедший воспалительный процесс и так далее. Можно было бы поставить точку в этой истории, если бы я не видел Николая при поступлении в клинику с обреченностью во взгляде и его молодую жену с проявлением заботы и тревоги на лице; если бы я не знал о том, что у них был почти медовый месяц; если бы я всю свою жизнь не думал о том, чем бы закончилось лечение, если бы я не поставил тампон «с целью отграничения воспалительного процесса», или если бы я сделал другой разрез, или если бы его взяли на повторную операцию на сутки раньше, или если бы его повторно оперировали иначе... . Ответы на все эти вопросы я так и не получу, а конец этой истории для меня будет завершен при известном неминуемом событии в моей жизни.